Ценнейшая черта людей это здравомыслие о том, во что не надобно верить.
Этой цитатой из Еврипида начинается статья Дэниела Гилберта сотоварищи о давнем споре Декарта и Спинозы тождественны ли понимание утверждений и вера в их истинность. Декарт утверждал, что можно и должно понять до того, как поверишь, а Спиноза говорил, что не поверить невозможно, но можно разувериться.
Идея Декарта лежит в самой основе рационального и научного мышления и требует от человека контролировать свои верования. Как верно замечает Гильберт, требование основано на предположении о том, что это в принципе возможно. И как показали эксперименты Гильберта (и это полностью согласуется с интроспекцией автора этих строк), всё не так однозначно. Конечно, достаточно очевидно, что мы, абстрагировавшись от эмоционального согласия или несогласия с утверждением, можем подвергнуть оное скрупулёзному анализу, прийти к выводу о его ложности и отвергнуть, но главный нюанс заключается как раз в том, от чего мы абстрагируемся: от нейтрального понимания смысла высказывания или всё же от едва уловимого согласия с ним.
В чём состоял эксперимент? Участникам предлагали прочесть описания преступлений, напечатанные чёрным шрифтом. Для половины участников к этим описаниям были добавлены утверждения, которые отягчали вину преступника, а для другой половины — утверждения, которые смягчали его вину. Все добавочные утверждения были напечатаны красным шрифтом и участников предупредили, что всё напечатанное красным ложно. Затем участникам предложили вынести преступнику приговор. Оказалось, что заведомо ложные добавки несильно, но повлияли на решение: бедолаги со смягчающими получили в среднем 6.03 года, а с отягчающими — 7.03 года. Но самое интересное произошло тогда, когда эксперимент слегка видоизменили: в тот момент, когда испытуемые читали заведомо ложные утверждения (текст давался бегущей строкой на мониторе, так что можно было контролировать, что именно они читают в данный момент), так вот в этот самый момент их внимание отвлекали, лишая тем самым возможности критически осмыслить прочитанное. В результате смягчающие обстоятельства незначительно, но всё же снизили средний срок приговора с 6.03 до 5.83 лет, зато отягощающие подбросили сроки с 7.03 аж до 11.15 лет. Всё это подтвердило гипотезу о том, что, даже когда человеку известно, что он читает или слышит ложь, ложные утверждения подсознательно воспринимаются как истинные и это влияет на последующие реакции. А когда способность критического мышления снижается прессингом посторонних когнитивных задач, подобное влияние значительно усугубляется. Если бы испытуемые функционировали по проактивной модели Декарта, то ложные утверждения не влияли бы на приговор. Зато в ретроактивную модель Спинозы результаты уложились прекрасно. Таким образом, по умолчанию мы не нейтральны к получаемой информации, но скорее склонны ей автоматически доверять, и только затем подвергаем информацию осмыслению и можем сделать вывод о её недостоверности. Естественно, люди, тренированные в критическом мышлении и компетентные в содержимом информации, выполняют эту когнитивную задачу практически автоматически, очень быстро, настолько быстро, что могут даже не заметить этого подобно тому, как опытный теннисист, принимая подачу, не вдаётся в размышления о том, как парировать мяч. Мы просто видим, что перед нами ложь и не замечаем того краткого мига, в который мы верили, будто это правда.
Конечно, эксперимент не идеален, в нём слишком много факторов, но структурно указанная интерпретация очень похожа на основную интерпретацию результатов знаменитого эксперимента Либета. Как в случае с действием мы не вольны решать, что сделаем, а вольны лишь пресечь некоторые замеченные порывы, так и случае с убеждениями мы не вольны решать, что истинно, а что ложно, но можем разувериться в некоторых замеченных убеждениях.
На что указывают данные выводы? Например, когда мы слушаем новости, то визуальный и звуковой ряд создают дополнительную когнитивную нагрузку, снижающую нашу способность критично воспринимать подаваемую информацию. В интернете ту же функцию выполняет не только реклама, но и сам дизайн сайтов, приносящий в поле зрения огромное количество разнообразной сторонней информации. Поэтому самым относительно безопасным источником информации, по-видимому, являются газеты: спокойно читая газету значительно легче включается внутренний Станиславский, говорящий: «Не верю».
Интроспекция автора данной заметки полностью подтверждает идею Спинозы. Когда мы слышим знакомые слова, автоматически в нашем уме рождаются соответствующие им образы и эти образы имеют в точности ту же природу, что и наши воспоминания о реальных событиям. И так же, как мы верим собственным воспоминаниям, мы верим тому, что навеяно текстом, и лишь в следующий миг мы можем извлечь из памяти прежний опыт и логику, чтобы увидеть, как новые образы с ними не согласуются. А если мы хорошо знакомы с предметом, например, с географией, то без всяких образов мы не примем на веру фразу «Волга впадает в Азовское море», поскольку в памяти есть «Волга впадает в море Каспийское». Но это уже автоматическая реакция биокомпьютера, который сличает объект с базой данных и выдаёт вердикт, есть ли там эта фраза.
Ребёнок, освоив речь, сначала по умолчанию принимает на веру всё, что ему говорят, и лишь спустя какое-то время понимает, что существует обман, и учится оный распознавать. Но первичная привычка принимать всё на веру намного сильнее. Её можно компенсировать и отрегулировать образованием, но искоренить вряд ли возможно.
Отдельный вопрос — значимость источника получения информации: если мы осознаём некий источник, как авторитетный, это снижает способность критического мышления. На первый взгляд кажется, что осознавание источника как заведомо недостоверного тоже снижает критичность, только в другую сторону: мы отказываемся верить во всё, что исходит оттуда. Но проведём мысленный эксперимент. Представьте, что кто-то, о ком вы знаете достоверно, что он лжец, негодяй и подлец, что ни единому его слову верит нельзя, и вот представьте, что этот мерзавец говорит вам о ком-то вам близком, в ком вы совершенно не сомневаетесь, что этот близкий вам человек сделал какую-то подлость, причём вам точно известно, что это неправда. Ситуация максимальной недостоверности. Вы не верите. Но остался ли у вас на душе неприятный осадок от клеветы? Остался. Значит вы хоть чуть-чуть, но успели поверить.
Что можно сделать? Научиться отчётливо замечать, что происходит в уме, и распознавать всё, что он показывает и говорит, как иллюзию.
© Игорь Берхин, 2015
Ссылки
Статья Гильберта Резюме статьи в Psyblog Группа «Свобода ума»
Комментарии: